верил в это, что, казалось, и вправду: эти высокие начальники крепко были ему обязаны еще с детства.

– Да, обязаны! – хорохорился поддатый Семеныч. – Вы нам, старикам, все до одного рожами своими сытыми обязаны!

Окулист подносил ветерану еще полстакана и тот, выпив одним крупным глотком, тут же засыпал, сидя на табуретке по стойке смирно. И, что характерно, не падал – старая солдатская закваска давала о себе знать…

Окулист по-хозяйски широко распахнул дверь, пропуская вперед Людмилу и Цубера. Все трое застыли на месте, открыв от удивления рты. Посреди комнаты в черной рясе на стуле восседала махина отца Олега с гитарой в руках. Сладостным баритоном он увлеченно выводил:

– Замечательный мужик

Меня увозит в Геленджик…

Единственным благодарным слушателем был пес Герасим. Он сидел напротив отца Олега, слегка склонив голову набок, и, казалось, внимал каждому слову. Его мощный хвост, вполне попадая в такт, выстукивал по паркету.

Батюшка, обернувшись, расплылся в улыбке. Он неспешно отставил гитару, на удивление легкой походной подошел к друзьям и церемонно обнял каждого троекратно. Людмиле вдобавок он поцеловал руку и жестом фокусника достал из ниоткуда роскошный букет белых роз.

– Я тут на твоих, Окулист, гуслях малость побаловал, – смущенно сказал он.

– С удовольствием послушали твой псалом про замечательного мужика, – развеселился Окулист. – Но главное, что ты бросил все дела и приехал к нам.

– Нет проблем! – с видом американского киногероя пожал плечами отец Олег. – Ученые выяснили, что даже Эверест ежегодно сдвигается на полсантиметра. Эверест! А я хоть и гора поменьше, – батюшка осторожно согнутой рукой потрогал потолок, – тоже сдвигаюсь. Если друзей долго не вижу.

– Спасибо тебе, Лось. Нам помощь твоя нужна. У нас тут такие дела – беда прямо, – проникновенно сказал Цубербиллер.

– Как говаривал майор Ивашидзе, начальник разведки полка спецназа, в котором я служил когда-то: «Друг познается в бидэ!»

– Немного странное представление о дружбе было у того майора, – не удержался Цубер.

– Это у тебя современно прочтение. А ты сквозь призму дружбы советских народов посмотри, – посоветовала разумная Людмила.

Отец Олег долго, не перебивая, слушал подробный рассказ Смирнова о случившемся. Слова Окулиста о событиях, произошедших по дороге в Шушары, заставили святого отца помрачнеть еще больше.

– Эх, мать-богородица! – не то помолился, не то выругался батюшка. Ситуевина! Рвутся бандюганы, как фашисты в сорок первом!

– А помните, как на первом курсе училища мы пели в хоре во время смотра художественной самодеятельности? – вдруг развеселился Смирнов.

– Пели? А чего же тут смешного? – удивилась Людмила. – Олег вот и до сих пор поет.

– Просто казус тогда вышел, – гоготнул Цубер. – Курсантский сводный хор пел:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой темною

С проклятою ордой.

А на фоне песни за кулисами командир взвода капитан Яковкин – голосина, как у Левитана – читал монолог. От его первых фраз зал вздрогнул – сначала от удивления, а потом от хохота. Профессионально поставленным голосом он изрек:

– 1941 год. Фашистские танки рвутся… к Байкалу!

Хор тогда рыдал от смеха громче всех, а бедного взводного чуть с должности не сняли – в политотдел вызывали для объяснений и даже в особый отдел. А он просто оговорился: хотел сказать «к Бресту», а думал в тот момент о Байкале, где раньше служил, где влюбился впервые по – настоящему. Вот и получилось…

– Кстати, о любви, – приосанился отец Олег. – Сдается мне, что надо искать сбежавшую девицу. Без нее нам полный…

– Йул йук! – хором гаркнули Цубер и Окулист.

– Мужики, а это по-каковски? – восхитился Лось.

Смирнов и Фролов удивленно переглянулись и пожали плечами.

– Темнота, хоть и служитель культа, – разочарованно произнес Окулист. – Это, дружище, по-узбекски «хода нет».

– А мы на узбекское «хода нет» ответим русским «полный вперед» – убежденно сказал отец Олег и нечаянно, пребывая в задумчивости, пальцами переломил пополам стоявший не на месте торшер.

Глава 3

ЗАВЛЕКУШЕЧКИ

Не вас целую, дивная, а страдание человеческое.

А. П. Чехов

Майор милиции Михаил Корнеев спустился по трапу вертолета, только что приземлившегося на военном аэродроме в Горелове. Командир экипажа, тучноватый капитан с загорелым лицом, по-свойски делился своей обидой:

– Так вот, представь себе, Петрович, мне, старому кэпу, командир полка, как пацану какому – то, поручает быть на общественных началах военным дознавателем. И это в наше-то капиталистическое время! И тут как раз конфликт в соседней эскадрильи: лейтенант по пьянке из-за личной неприязни своему командиру корабля в сапоги надрынькал. Неприятно, но дело-то обычное. Иду, блин, дознаваться! Непоняток – никаких. Надо только политес соблюсти. Пишу рапорт на имя командира полка по всем законам военной дипломатии: дескать, так и так, экипаж вертолета такого-то выполнял боевое задание, но по метеоусловиям совершил вынужденную посадку на аэродроме города Мухосранска, где и остался на ночевку. После ужина в летной столовой экипажем в гостинице гарнизона была выпита полученная от командира местной эскадрильи бутылка технического спирта. Ночью помощник командира корабля лейтенант Недокрылов С. Г. в темноте перепутал дверь в туалет с дверью во встроенный одежный шкаф, зашел в последний и помочился в летные сапоги майора Климентьева И. К. Майор Климентьев И. К. заметил произошедшее только утром, надев сапоги на ноги. В результате сложившейся психологической несовместимости прошу изменить состав штатного экипажа вертолета такого-то. Подпись. Дата.

– Нормально написано, – пожал плечами майор Корнеев. – Ну, не Лев Толстой, конечно, но все понятно и доступно.

– Вот именно! – горячился капитан. – А командир полка мне, знаешь, какую резолюцию на рапорте наложил?! Написал, гад: «Василий Иванович! Не надо е… ть мне мозги! Буду я еще из-за всякой х… ни изменять установочный приказ по части! Пусть Климентьев объявит Недокрылову выговор за несоблюдение субординации, наделает ему в сапоги и успокоится!».

– Да, конфликтная ситуация, – согласился Корнеев. – Ну, спасибо, что подкинул! Теперь, как говорится, прощай Финский залив, прощай остров Гогланд. Начинается новая жизнь…

– Ты, это… – капитан замялся. – Я слышал, тебя жена бросила, да еще и на бабки развела… Плюнь! Ты мужик еще не старый. На твой век креолок хватит!

– А почему креолок-то? – безразлично поинтересовался майор.

– Не хочешь креолок, пусть будут топ-модели. Главное, чтобы в сапоги нам не гадили, да и в души, конечно. Знаешь, я где-то читал, что девушки какой-то индийской касты имеют право выходить замуж только в праздничный день, который бывает раз в двенадцать лет. Так они что, хитрюги, придумали! Еще в детстве вступают, значит, в фиктивный брак с букетом цветов! Романтики хреновы! А когда он увядает, официально считаются вдовами и на них тот закон не распространяется. Так что не горюй, из любого положения есть выход.

– У нас не Индия… – вздохнул Михаил.

– А ты думаешь, у нас бардака в законах меньше?! – сплюнул капитан. – Ну, бывай здоров!

Майор Корнеев неспешно пошел в сторону железнодорожной платформы, прикидывая, как из Горелова быстрее добраться до Шушар. По дороге он купил банку светлого пива, зашел в кусты, перелил его в заранее приготовленный пластиковый стакан и сверху плюхнул изрядную долю майонеза. Такой странноватый коктейль он употреблял еще с курсантских лет, что послужило одним из поводов дать ему прозвище Мишка Майонез. Корнеев не сделал военной карьеры. Двадцать пять лет оттрубил он в должности командира взвода на острове Гогланд в шести километрах от финляндской морской границы. Там же встретил свою будущую жену Лену – дочку смотрителя местного маяка. Жили, вроде бы, неплохо. Дочку воспитывали. А в прошлом году у сослуживца по училищу Генки Смирнова, начались неприятности: не то убить его хотели, не то грабить. На выручку пришли старые друзья, бывшие курсанты Олег Лосев, ставший батюшкой, Женька Фролов, бывший, полковник ГРУ, а позже киллер, и он, Михаил, офицер, пошедший после военной службы в ГАИ. Майонезу подфартило: Смирнов, он же Цубербиллер, за проделанную работу наградил его премией – выдал, как и Олегу, целый миллион самых настоящих американских долларов. В Мишке